— После того как вы также стали тренером, в ваших отношениях с Лобановским что-то изменилось?
— Васильевич нас сам подталкивал к сближению как коллег. Помню, однажды я вернулся из Генуи, а он как раз приехал из Кувейта, и мы решили пообедать вместе. Пригласил его к себе, накрыли стол... Думаю, уместен будет алкоголь? На всякий случай приготовил коньяк и вино. Сидим, обедаем, Васильевич и спрашивает: — Ты в отпуске? — Да. — И я в отпуске. Выпили по рюмке. Он знал, что я курю, поэтому через некоторое время говорит: «Чего сидишь? Иди покури». Словом, способствовал непринужденной обстановке.
Поскольку мы были соседями, то часто вместе возвращались домой с базы, много разговаривали. Могу сказать, что с ним было очень легко. В целом его тренерский штаб был очень сплоченный. Лобановский — более жесткий, конкретный, немногословный, Пузач — мягкий, дипломатичный, он пытался сглаживать острые углы после фраз Васильевича. Они потрясающим образом дополняли друг друга. И оберегали нас, молодых, потому что самые большие психологические нагрузки брали на себя, а у нас была возможность смотреть и учиться.
— Лобановский не любил публичности, скептически относился к журналистам. Это действительно было так, ведь вы общались не только на работе?
— Мне кажется, что Лобановский просто не любил рассказывать по несколько раз одно и то же. Когда ему было что сказать, он говорил. Правда, не каждому журналисту давал интервью, тем, кто, по его мнению, мог точно передать его мысли. Если честно, я тоже не сторонник того, чтобы постоянно маячить в СМИ. Иногда создается впечатление, что кое-кто это делает, только чтобы о нем не забыли. Но не стоит ежедневно повторять банальности. Иногда хочется чем-то поделиться с профессионалом, который разбирается в футболе.
— Как считаете, здоровье Лобановского подорвала работа в Кувейте, в частности, местный климат?
— Скорее, не подорвала, а ухудшила. Я всегда удивлялся тому, какие нагрузки он выдерживал. Иногда мне самому было трудно бегать кроссы, а Лобановский всегда был впереди. Я понимал, что кроссы необходимы, но у нас их было слишком много. Даже сейчас, когда мне друзья предлагают выйти на пробежку, отказываюсь, потому что в свое время набегался.
Примерно в 1987-1988 годах у Васильевича начала проявляться аритмия. Но без своей работы он не мог и заставлял себя очень много физически работать. Хотя, будучи игроком, он сам этого очень не любил. А в Кувейте климат действительно тяжелый, много времени Васильевич проводил под кондиционером, потому что выйти на улицу было невозможно из-за жары. Это и обострило его проблемы со здоровьем.
|